Один из величайших скрипачей мира, создатель и вдохновитель Транссибирского арт-фестиваля Вадим Репин в эксклюзивном интервью GENEVE.

Текст: Индинок Дарья
Фото: Екатерина Лыжина

Вадим, каждый ваш концерт – это диалог со зрителем или ваш монолог?

В.Р.: По сути, я – обыкновенный гид, проводник, если хотите. Каждое произведение, которое я играю – это как кусочек истории, как место, которое я проходил тысячу раз, где я знаю каждый поворот. Моя задача – взять моего зрителя за руку и провести по всем местам. Где-то мы сделаем остановки, где-то сделаем акценты, где-то я попрошу зрителей обратить внимание на тот или иной тонкий момент…

А как вы понимаете, что зритель не отстает, а «следует за вами по маршруту»?

В.Р.: Я всегда чувствую энергетику в зале. Бывает, что зритель сидит на краешке стула, пытается уловить каждый звук, каждую ноту, следует за исполнителем и музыкой. И это видно даже со сцены. А иногда зритель где-то в себе, в своих мыслях, он не в музыке. И так тоже бывает. 

Вас критикуют?

В.Р.: Конечно, критика есть всегда, и это нормально.

А как вы на нее реагируете?

В.Р.: Если мне удается с ней внимательно ознакомиться, то, честно говоря, по-разному. Зависит от того, каким языком она сформулирована и какие мысли пытается донести критик. Потому что мнение любого человека – это его мнение, а дальше я в принципе всегда могу понять, написана ли рецензия специалистом или нет. Если пишущий «в теме», то мне будет очень интересно подумать над его словами. А иногда критика – это не более чем обида. И это тоже нужно учитывать. 

Обычно вы остро реагируете или все же умеете отпускать?

В.Р.: Невозможно на все реагировать остро. Я стараюсь быть объективным, не пропускать все возникающие от критики эмоции через себя, а лишь делать выводы и выносить какие-то уроки.

В интервью вы не раз признавались, что вы «брамсоман». Хотелось бы процитировать ваши слова: «Для меня важно понимать композиторский замысел». В связи с этим вопрос: где та грань, когда вы понимаете, что играете в унисон с идеей автора?

В.Р.: Ну, как вы понимаете, связаться с Иоганнесом сейчас не представляется возможным (смеется), поэтому, любое исполнение – это в той или иной степени догадка. Однако в самой партитуре такое огромное количество знаков, маленьких, важных и не очень, которые каждый из интерпретаторов пытается перевести на свой язык – язык звуков и эмоций. И тут каждый уже руководствуется своими техникой и мироощущением по поводу того, как именно это должно звучать. Что меня привлекает в Брамсе, так это его чувственность, тонкость материи, при этом он, что называется, reserved, то есть ты волосы на себе не рвешь, чтобы выразить действительно сильную эмоцию. Вся музыка выражается через краски, тонкие частицы, усиливающие восприятие.

А если заиграться с интерпретацией?

В.Р.: А это, знаете, тоже бывает! Исполнитель должен прежде всего руководствоваться собственным чувством вкуса и меры, которые складываются, безусловно, из круга общения, стиля жизни и собственных предпочтений. Каждый сам решает – быть более популярным или более аутентичным. Но я могу сказать одно: популярность приходит от простоты. Чем ты проще, тем больше шансов на популярность, и вот тут приходится выбирать, углубляться ли в тонкие материи или играть на широкую публику. Для каждого интерпретатора это глобальный вопрос баланса. 

И что выбираете вы?

В.Р.: Я из консервативного лагеря, но все равно позволяю себе вольности (улыбается).

У вас есть ученики?

В.Р.: Нет, учеников у меня нет, потому что это действительно очень сложное дело… это как растить детей. Дети делают все, что ты им говоришь, именно поэтому учителю необходимо хрестоматийное знание предмета, а не исполнительское. А как преподавать – особенно малышам – я просто не знаю. 

Как вы считаете, учитель должен быть тираном или демократом, отпускающим в свободное плавание?

В.Р.: Это очень трудный вопрос. Смотря что мы подразумеваем под словом «тирания». Например, в двенадцать-тринадцать лет нам всем просто необходим «дирижер», понимающий и знающий больше, чем мы, а ученик должен следовать за каждым шагом своего педагога. А вот дальше от учителя уже зависит иное: все его замечания ученик должен научиться превращать в свой, собственный опыт. Есть вещи, которым нельзя научить, но можно научиться, и здесь уже ставится задача перед учеником: способен ли он трансформировать ту или иную информацию в свой инструментарий, или же он останется слепым последователем.

А какими были ваши учителя?

В.Р.: Мои учитель не был ни тираном, ни демократом, но он умел делать главное: он заставлял меня прыгать выше своей головы, становиться лучше, чем вчера, каждый день.

Конечно, хочу задать вопрос о Транссибирском фестивале: расскажите о самом запомнившемся, ярком для вас моменте за эти пять лет?

В.Р.: Для меня фестивали… как дети, ну как можно их критиковать? Честно признаюсь: каждый раз мы понятия не имеем, как концерт будет принят публикой. Артист, выступающий на сцене, должен выбирать то произведение, которое, с его точки зрения, является его «коньком». Если я принимаю участие в процессе подготовки, то, разумеется, тоже высказываю свои пожелания, что хотелось бы услышать, но тем не менее последнее слово всегда за исполнителем. Артист должен выбирать свои лучшие, любимые произведения, свой тот самый «конек», чтобы максимально близко подобраться к сердцу зрителя своим исполнением. Тем не менее, каждый концерт проходит по-разному: одни остаются в памяти, другие меньше, и зависит это от химии, происходящей в зале каждый раз.

А «Цыганка» – ваш конек? (Вадим исполнял «Цыганку» Мориса Равеля на Транссибе 2018 – Прим. ред.)

В.Р.: Да, я очень люблю её и часто играю, мне кажется, что как раз та бесконечная импровизационность и рапсодийность этого произведения дают нам на редкость 360 градусов свободы в интерпретации, поэтому два концерта могут быть полярно разными. Понимаете, всю свободу этого произведения я беру в нотах, и от этого испытываю особое удовольствие – отсутствие рамок, в которых в академической музыке приходится себя держать.

В одном из интервью вы удивительно выразились о зале Каца. Вы сказали: «Мои коллеги с восторгом отзывались о его энергетике, зал не намолен, приходишь, как на кухню». Что вы имели в виду, говоря «не намолен»? Изменилась ли энергетика зала за последние годы?

В.Р.: Да, прошло уже целых четыре года, и у зала появилась своя атмосфера, которую я узнаю и чувствую. Кроме того, это мой «домашний» зал: здесь я вырос, учился, и многие люди помнят меня еще совсем в юном возрасте. И предвкушения у многих людей могут быть выше, чем моя способность их удивить. Поэтому, на мой взгляд, дома, особенно в таком зале, играть замечательно, но труднее.

На открытии вы сказали, что фестиваль развивается, и год от года зрителя нужно удивлять все больше, дарить больше эмоций и чувств. Как, на ваш взгляд, трансформировался фестиваль за пять сезонов?

В.Р.: Он, конечно, стремительно развивается, а вместе с ним развиваются и новые направления, грани искусства: в прошлом году был взрыв интереса к программе для детей, в этом году мы сделали мастер-классы по арт-журналистике, были лекции, воркшопы. Большой театр в полном составе присоединился к нам, а он ведь не гастролировал по России уже многие годы. Я без ложной скромности считаю, что это триумф. София Асгатовна Губайдулина согласилась написать для фестиваля, для меня произведение, приехала сама. Молодые гении и маститые профессионалы выступают на одной сцене – феноменальные люди, настоящие мастера своего дела и исполнители. Это победа, это колоссальная работа, которая двигает наш фестиваль вперед, развивает его. 

Может ли ваше настроение повлиять на вас, когда вы выходите на сцену?

В.Р.: Конечно!

И даже выбить из колеи?

В.Р.: Разумеется…

А как вы с этим боретесь?

В.Р.: Тут нет рецепта… Наверное это опыт, годы выступлений… Как ни крути, это для нас профессия, и каждый выход на сцену, две ли ночи я не спал или больше, должен состояться, ведь публике неинтересно знать о моих личных проблемах. Каждый раз нужно выкладываться на все сто процентов, даже если это бывает трудно. Я лично стараюсь вести атлетический образ жизни и не расслабляться. На горных лыжах вот катаюсь, отлично проветривает голову (улыбается).

Вы не раз говорили, что несмотря на столь плотный график, находите время для своей семьи. Однажды вы даже приземлились в Японии, чтобы на несколько часов повидаться со своей женой!

В.Р.: Да, но полет, длиною более суток, был, как вы понимаете, по особому случаю: прилетел к ней с букетом цветов, когда мы узнали, что у нас будет дочь. Мы всегда стараемся быть на связи, и не проходит и дня, чтобы мы были вне контакта. Вот, даже за время фестиваля уже дважды слетал в Москву. 

Что бы вы, с высоты своего опыта, вспоминая себя в детстве, сказали бы тем молодым талантам, которые только начинают свой путь? Что бы вы сами хотели услышать, будучи на их месте?

В.Р.: Знаете, мой первый и главный совет – всегда побольше читайте!

А что читает сам Вадим Репин?

В.Р.: Я очень люблю письма и автобиографии. Они настоящие.