Продолжение серии рассказов о том, как проходит жизнь за стенами психиатрических лечебниц

Антон Арменович Гамчян – врач психиатр, врач судебно- психиатрической экспертизы. Врач высшей категории. Работает в Психиатрической Больнице № 3 и в клинике "Анима".  Стаж работы более 10 лет. Мы с ним познакомились несколько лет назад в переломный момент моей жизни, когда я решила полностью поменять сферу деятельности, но оставался страх перемен, выхода из зоны комфорта, когда "как было"- уже невыносимо, а "как будет"- туманно и тревожно. Я считаю это провидением- попасть именно к нему на приём, приятно удивиться участием и внимательностью, помимо медикаментозной поддержки, получить его напутствие:

За прошедшее с нашего знакомства время, он помог многим из моих знакомых и друзей. Это тот самый врач, которому не плевать, что и как дальше у человека. 
Прошло несколько лет, когда по совету Антона Арменовича, я смогла познакомиться с главным врачом Психиатрической Больницы №3 , Яной Валерьевной Мохначёвой, удивительно душевным и по настоящему высоким профессионалом своего дела, с которой у нас возникло взаимопонимание и общее желание делать важное дело: помогать людям и снять стигму с психиатрии. Яна Валерьевна взяла меня на работу в больницу, где я смогла реализовывать то, что я считала важным и нужным нам всем. Я специалист по социальной работе и арт-терапевт. 
Сейчас мы с Антоном Арменовичем в некотором смысле коллеги и мне захотелось сделать интервью с ним, чтобы он мог рассказать о своей профессии, дать ответы на интересующие людей вопросы и раскрыться не только с врачебной, но и с человеческой стороны. 

Каждый пациент это не просто набор симптомов, это история, это книга, которую мы открываем, пролистывая страницы.Книга,по которой мы изучаем его жизнь, зачастую с момента его рождения и до встречи с ним. И все эти истории разные. Какие-то обычные или необычные, какие-то страшные, какие-то ужасные. В жизни не делится на черное и белое, в большинстве случаев все же преобладает серый спектр. Люди не виноваты, что они заболели. Нельзя зарекаться от того, что ты и твои близкие когда-нибудь столкнутся с психиатрией. Не надо этого бояться, потому что есть хорошие врачи, которые всегда помогут. 

Для других специальностей всё-таки основой является, наверное, само заболевание, которое лечат. А для нас именно пациент и его история. Мы знаем родственников наших пациентов по именам, сколько у них дети, когда у них день рождения. 
Я нисколько не умоляю хирургов, терапевтов и прочих, но они все-таки лечат болезнь. Мы лечим болезнь и лечим самого человека. Ты проникаешься этой книгой, человеческой книгой, человеческой судьбой и ты не можешь оставаться после этого чёрствым и безразличным к его переживаниям.

Необходимо понимать, что человек обращается за помощью не просто так из скуки или блажи, а ищет поддержки, помощи. Что человек тебе доверяет. И ты переступаешь через себя, через свой негатив, свои проблемы. Отодвигаешь всё назад, потому что должен помочь.

Я понимаю, что я за болезнью  не вижу самого человека, я не получаю удовольствие от проделанной работы. Ты делаешь рутинную работу, одну и ту же изо дня в день, пишешь эпикризы(суждение о состоянии больного, его диагнозе и лечении К.Л.), описывая болезнь, а не человека, не помнишь лица тех кому помог. Среди наших пациентов не бывает одинаковых людей, не бывает одинаковых случаев, не бывает одинаковых лечений и заболеваний. Поэтому это всегда интересно. Диагностический поиск, постановка диагноза и подбор лечения достаточно сложные, но в то же время это интересно, требует большого количества знаний, эрудиции и возможно интуиции. Процесс, в конечном итоге которого, ты видишь результат своей работы, помогаешь человеку, это ни с чем не сравнимое удовольствие.

Санитаров, заламывающих руки пациентов, "залечивания" и других устойчивых штампов? Люди боятся ложиться в психиатрическую больницу.

Это все из-за неправильной презентации психиатрии в рамках СМИ, массовой культуры. Почему они это делают, это понятно. Никому не интересны добрые, умные и человечные психиатры, которые действительно искренне и на совесть выполняют свою работу. Общаются с пациентами как с людьми. Это не интересно показывать. А вот показывать связанных, беснующихся, сумасшедших, которых садисты врачи и санитары бьют током, заливают холодной водой, намного интереснее, это эпатирует и привлечет больше внимания. После появления современных нейролитических препаратов в начале 60-х годов, необходимость в каких-то ограничительных методах практически отпала, и используется только в исключительных случаях и строго по показаниям.

Лоботомия или лейкотомия которая впервые была предложена португальским психиатром и нейрохирургом Антониу Эгаш Мониш в 1935 году, за которую он, кстати, стал лауреатом Нобелевской премии, сейчас признается как большая ошибка в рамках мировой психиатрии, которая была совершена. В СССР так же применялась лейкотомия, но в более щадящей форме и пациенты отбирались более тщательно и в дальнейшем за ними устанавливалось длительное наблюдение, но вскоре она была запрещена после анализа неоднозначных результатов, отсутствие строго обоснованной теории лоботомии, отсутствие строго разработанных клинических показаний и противопоказаний к операции, тяжёлые неврологические и психические последствия операции, в частности «лобный дефект». В общей сложности этой процедуре были подвергнуты около 500 пациентов, спустя три года после нала ее применения.

Отношение всё же меняется.Появляются в рамках массовой культуры фильмы, передачи, где образ психиатрии в целом и психиатрической помощи уже не демонизируется. У современной молодёжи обращение к психиатру уже не является чем-то особенным и страшным.

Люди с достаточно большой охотой приходят к врачу со своими проблемами, доверяют психиатрам и лишены тех стереотипов, которое, к сожалению, сохраняется у более старшего поколения.

Я вам больше скажу. Наша модель лучше той, что существует в Европе и США на данный момент. Отечественная психиатрия строится на принципах дифференцированности, преемственности, ступенчатости, децентрализации и интеграции. В отличие от западных моделей, построенных на принципе деинституционализации которая включает постепенное сокращение количества психиатрических больниц и койко-мест в них (в ряде стран — вплоть до полной ликвидации), развитие специальных служб для оказания помощи группе неинституционализированных больных психиатрического профиля, перевод пациентов, живущих в психиатрических больницах, на альтернативные виды помощи по месту жительства, предотвращение возможных случаев поступления больных психиатрического профиля в стационар и направление их в различные альтернативные службы, но к сожалению, подобная модель не увенчалась успехом и привела к трагическим последствиям в первую очередь для пациентов. Это подтверждает и статистика. Около 35% бездомных в США страдают от тех или иных психических заболеваний и более 20% психически больных находятся в тюрьмах, где не получают психиатрическую помощь, потому что это дорого.  В России психиатрические стационары направлены не только, чтобы снять острое психотическое состояние, но и добиться стойкой медикаментозной ремиссии, социальной реабилитации пациентов, в случае невозможности оформление пациентов в психоневрологические интернаты.

Наши пациенты не ограничены в получении психиатрической помощи. Они в необходимом объёме обеспечены медикаментами, бесплатным медицинским обслуживанием на всех этапах лечения, они имеют доступ к арт-терапии, психотерапии, с ними проводиться и социально-реабилитационная работа, в рамках которой наших пациентов вывозят на культурные мероприятия и также в рамках больницы проводятся подобные мероприятия, с приглашенными артистами, аниматорами (особенно, в детском отделении), для того, чтобы улучшить процесс выздоровления и скрасить их длительное пребывание в рамках стационара. В России также широко используются принудительные меры медицинского характера для пациентов, совершивших преступление, находящихся в состоянии невменяемости. Они освобождаются от уголовной ответственности и отправляются на принудительное лечение. 

Конечно. Но не всегда надо свои эмоции проявлять, порой это неуместно и не профессионально. Но чувства и эмоции, они остаются. Каждый раз тяжело, когда "уходят" пациенты, от соматической патологии, старости или суицидальной попытки. Завершенный суицид — это, наверное, самое страшное, что может произойти с твои пациентом. Ты всегда будешь чувствовать свою вину. Не досмотрел, не доглядел, не увидел, не смог понять не успел... Даже несмотря на то, что головой ты понимаешь, что сделал всё возможное, внутри продолжаешь терзать себя, перебираешь варианты ищешь то, в чем ошибся. Что ты мог сделать, но не сделал: наверное, надо было поступить иначе, где-то быть жёстче, не надо было жалеть или надо было изолировать, настоять на том или на этом. Ты помнишь всех.

Последний случай был два с половиной года назад. Я до сих пор его помню, до сих пор думаю, что мог, что-то изменить. Это тяжело. На самом деле тяжело. Но ты продолжаешь верить в свою работу, в её важность, убеждаешь себя, что будут и есть те, кому ты должен и можешь помочь. Ты не смог помог одному, но помог сотням до него и впереди тебя ждёт ещё множество пациентов, которым необходимо помочь. И ты надеешься, что в дальнейшем не допустишь этих ошибок. 

К сожалению, на нас пишут отзывы не когда все хорошее и всем довольны, а когда что-то не понравилось, при чем это что-то крайне субъективная вещь. В среднем за год наш стационар пролечиваем порядка 10 тысяч пациентов и среди них количество негативных отзывов — это небольшой процент, я бы да же сказал, незначительно малый. Люди жалуются, что в больнице "залечивают до состояния овоща", но это вынужденная мера, когда необходима назначать нейролептики в большой дозе, чтобы быстрее купировать острую симптоматику пациентов. Это всегда вынужденная мера, понимаете? Если есть возможность обойтись таблетированной формой, а не уколами, капельницами или привязывать пациентов - мы не будем этого делать. Потому что зачем ограничивать свободу у пациента? Зачем рисковать развитием побочных эффектов? Потому что любые сильнодействующие препараты, всегда сопровождаются высоким риском развития побочных эффектов.

Ни один врач не будет брать на себя такую ответственность без острой на то необходимости. Это первое. Второе. В некоторых случаях родственники ждут от нас просто чудес. Если пациент страдает хроническими психическими расстройствами, то состояние, которое они описывают "как овощное" - это печальный, но закономерный исход заболевания, в частности, шизофрения, либо деменция, то есть когда утрачиваются психические функции, пациент все реже интересуется окружающим, его потребности снижаются вплоть то исчезновения потребности в еде и воде. Либо родственники видят своих родных сонливыми и заторможенными, не похожими на себя обычных, является результатом медикаментозной терапии. Большинство наших препаратов, обладают седативным и снотворным эффектом. Но постепенно на фоне подбора терапии, на фоне лечения, дозировки меняются, мы стараемся достигнуть баланса, чтобы пациент мог вернуться к  полноценной жизни и избежать рецидива.

Отключиться нет, никогда, наверное, не удаётся. Либо это бывает крайне редко. Всегда переживаешь за пациентов. Ну, это, наверное, моя особенность. Я не буду говорить за всех. Я сейчас, конечно, работаю в экспертном отделении, тут немножко другая работа, но работая в лечебном отделении, я медицинский персонал всегда просил и даже настаивал, что если что-то происходит в отделении, то всегда ставьте пожалуйста меня в известность. Какое бы время не было, позвоните мне, если что-то случилось, чтобы я знал, к чему готовиться утором и, если возможно что-то предпринять уже сейчас.